Дом Николая Леонова, располагавшийся на Береговой улице в районе под звучным названием «Миллион», смотрел окнами в узорных наличниках прямо на пруд, от которого его отделяла улица, а за ней широкая поляна, поросшая сочной зелёной травой. К пруду от дома вела вниз тропинка, упирающаяся в дощатый мостик, который был переброшен с берега пруда на широкий плот, сколоченный на деревянных сваях, вбитых в илистое дно.
Несмотря на то, что уже почти целый год шла тяжёлая, кровопролитная война с Германией, и на слухи, доходившие из Нижнего Тагила и Екатеринбурга, о массовых беспорядках в столицах, жизнь в городе шла тихо и размеренно. Казалось, что все эти события происходили в какой–то другой, чужой и далекой стране, где были другими люди, города и сёла, и где каждый день начинался и протекал по каким–то особенным законам, неведомым жителям этого затерянного среди лесов, озёр и рек, мало кому известного места.
В 2019 году издан роман в двух книгах "О чём молчит Каменный пояс" ИД "ОРЛИК" г. Орёл. В основу романа легла судьба моего деда-колчаковского офицера, уроженца и жителя Верхней Салды(Свердловская обл.). Роман охватывает события 1914-1927 годов. Многих прототипов героев романа я знал лично или по рассказам родных и знакомых.Большинство историй являются подлинными. Исторические события того времени, на фоне которых происходит действие романа, взяты из архивов и научно-исторической литературы.
КНИГА ПЕРВАЯ
1
Стрелки часов маленькой железнодорожной станции показывали ровно 6 часов тихого июньского утра 1915 года. Протяжный гудок демидовского чугуноплавильного завода разбудил небольшой рабочий городок на северном Урале, окруженный вековыми хвойными лесами. Длинная заводская труба, вонзившаяся дымящейся на конце стрелой в пелену серого предрассветного неба, зеркально отражалась на глади спокойного пруда, который был вырыт вручную и запружен шлюзами заводской плотины ещё при Никите Демидове, основателе завода. Широкий прозрачный водяной поток, разрезанный лиственничными сваями опор плотины, бурливо вспенивался стремительными мощными струями и с шумом падал вниз, обрушивая свою необузданную мощь в русло реки Салды, рассекающей территорию завода на две части.
Исписав очередной лист, Павел Антонович откинулся на спинку добротного кожаного кресла. С удовольствием потянулся всем телом и обвел взглядом дубовую мебель, изготовленную на старинный манер. Затем вышел из-за стола. Минуту другую понаблюдал за работой пожилого садовника, после чего решил продолжить прерванное занятие. Неожиданно его взгляд уловил нерешительное шевеление какого-то странного силуэта у самой двери. 100-90
Проснешься утром, в абсолютной тиши, вокруг царит некая пустота. И сны были посредственные, те что называют проходные. А в голове, из ниоткуда возникают, крутятся, и преследуют потом полдня, несколько строчек из песни: «…Карты легли, на такую Наклонную плоскость, Что мне удержаться не просто. На тормозах...» (гр. Сплин) Гуляя по улочкам, площадям, мостикам и бульварам, я наслаждалась городом, строгим, без дурных затей, стоящим отдельно от всего мира. Люблю гулять в будний день. Город дышит своими маршрутами, равномерной и пиковой толпами, а ведь у них у каждого своя запутанная жизнь. И они в большинстве своем, передвигаясь или занимаясь делом, думают о своих нескончаемых лабиринтах. Мой же лабиринт, совершенно бессознательно привел меня в кафе, на террасу. Я удобнейшим образом устроилась, но почему-то вместо меню, мне принесли креманку с содержимым.0-0
- Пропал? - Недели полторы назад позвонил и сказал, что к родственнику уехал. Перестал на звонки отвечать. А последний раз вообще ответили, что абонент – не абонент. - Давно? - Дня два или три. Но она ж ему не каждый день звонила. - А что за родственник? Она сказала? - Я спросил. Она говорит: не знаю, мол, да и родственников у них почти нет. А с теми, кто есть, Степа этот сто лет не общался. 0-0
- А Алексей? - Тоже пропал. На звонки не отвечает. Родители его говорят, что не знают, где он. Но они вообще люди странные. - В полицию не обращались? - Вчера обратилась. Заявление приняли. А потом мне следователь позвонил и сказал, что хочет видеть меня. Сегодня в десять. Мне страшно стало. - Понимаю. Я чем-то могу помочь? - Не знаю пока. Можно я тебе позвоню? После следователя. - Конечно. Да, вы не волнуйтесь, Эвелина Григорьевна, все будет хорошо. Может, куда с Алексеем уехали. - Не знаю. Ну, извини. Я перезвоню обязательно. 0-0
- И что тебе это даст? - Кофе или поездка? Кофе – возможность, не засыпая за рулем, доехать до дома. А поездка? Ну, помогу бедной женщине… может быть. Ты ж видел, как она волнуется. - Ну, гляди, - сказал Лобачев, отхлебывая кофе, - Я б на твоем месте спал бы до вечера. Шкадов и, правда, спал почти до вечера. Приехал домой, на недоуменный взгляд матери ответил что-то вроде: «я ж в засаде ночь сидел» и завалился в постель. Когда проснулся, за окном темнело. Он принял душ, наскоро перекусил, потом зашел к себе в комнату, сел на кровать и стал думать. Затем решительно набрал номер телефона: - Наталья Вадимовна, добрый день! Или вечер, скорее… Извините, что беспокою, понимаю, что не ваше, может быть, дело, но мы сегодня беседовали с вашей бывшей свкровью… А, вы в курсе? Я думаю, что можно как-то помочь ей. Вы, не против? Хорошо. Я бы хотел встретиться с Алексеем. У вас есть его адрес? Туда едете? Тогда давайте адрес и подождите меня, я сейчас подъеду. Потом Шкадов записал адрес и отключился. Он выдохнул, и на секунду заткнул глаза. То, что он сейчас чувствовал и что делал, не лезло ни в какие ворота. Звонил, набравшись смелости, поборов непонятно откуда взявшуюся робость, а теперь еще и в частного детектива решил поиграть. Дмитрий усмехнулся и резко встал с кровати. Потом вышел в прихожую и стал быстро одеваться. - Дима, ты куда? – спросила появившаяся в проеме дверей, мать. 0-0
- Рассказывай, куда ездила. Я почему-то волнуюсь за тебя, - сказал Василий Павлович. - Нет, все нормально. Но вообще, странная история со стороны. Эвелина Григорьевна попросила помочь в поисках Степана. Он куда-то исчез. Но это странно только со стороны. От Степана можно ожидать чего угодно. Но она очень волнуется, я не могла ей отказать. - Тебя так волнует судьба бывшего мужа? - Не особенно. Тем более, я знаю его. Мать жалко. Она очень волнуется. - Насколько я помню по твоим рассказам, она не очень-то заботилась о нем. Уже давно. - Тут все сложно. С одной стороны, это так. С другой – он сам делал все, чтобы почувствовать себя самостоятельным. Так что, кто делал больше, чтобы отдалиться, сказать сложно. Но мне кажется, Эвелину сейчас гложет чувство вины за все это. 0-0
- Что с вами, Эвелина Григорьевна? – бросилась к ней Наталья. - Ничего страшного, Наташенька. Нервы, давление скакнуло. Надо ж понимать, не восемнадцать уже, - попыталась улыбнуться Эвелина. - Может быть, вас отвезти домой? – спросил Дмитрий. - Спасибо, Дмитрий Андреевич. Сейчас за мной муж приедет. А вы уж, пожалуйста, съездите к Виктору. - Хорошо, - кивнула головой Наталья, - А вы уж отдохните и не волнуйтесь. - Вот адрес, - она протянула Наталье листок из блокнота, - И я написала, где это находится, пока вас ждала. Она протянула голубоватый листок. Наташа внимательно посмотрела на нее и передала Дмитрию: - Сегодня Дмитрий Андреевич меня везет. Мы одной машиной. - Хорошо, - кивнула Эвелина, - Вы поезжайте уже и звоните обязательно. 0-0
Закончил убирать территорию школы, оставил свой нехитрый инвентарь: метлу, лопату, скребок в небольшом сарайчике, который находился за учебным корпусом, пошел домой умыться, переодеться. – Леонид Федорович! – услышал голос директора школы Татьяны Карповны. Она стояла на крыльце в костюме, а на улице было морозно. После слякотной погоды в январе наступили настоящие февральские холода. – Не стойте на морозе, зайду к вам, только переоденусь, – крикнул Леонид Федорович и пошел к своему домику. 0-0
Возле окошка согнувшись и опустив низко голову над шитьем сидела худощавая и бледная девушка лет двадцати пяти. Это была Анюта, сожительница Степана Клочкова. Она была занята вышиванием красными нитками воротника мужской рубашки. Работа была спешная.
Часы в коридоре громко пробили два часа пополудни. И тем не менее в комнате был беспорядок - таз с грязной мыльной водой и плававшими в ней окурками, мусор кругом, скомканная постель, разбросанные вещи, грязная посуда. Казалось, что жильцов это особо не беспокоило. 90
Если у девушки самым запоминающимся днём был первый выход в свет, то для Чендлера такой день наступает раз в десять недель. В этот день он снимал свой плохенький костюм, одевал единственный парадный, приобретённый для таких прогулок. И ощущал себя настоящим богатеньким бездельником. Все остальные шестьдесят девять дней Тауэрс Чендлер трудился помощником архитектора. И вся его жизнь сводилась к одному дню, в который он позволял себе быть расточительным и курить дорогие сигары. 90
Сегодня мы поговорим исключительно об обладательницах рыжих волос, расскажем о том, как правильно подобрать для них цветовую гамму макияжа, и, как не допустить ошибок при его нанесении. 90
- Саня! - вскрикнул Жирный, завидев Худого. - Сколько лет, твою дивизию?
- Пашка, сколько зим! - изумлённо вытаращился Худой. - Да откуда же ты тут взялся?
Давно не видевшие друг друга старинные приятели, принялись жарко, почти остервенело, обниматься.
- Пашка! - продолжил радоваться встрече Худой. - Вот сюрприз-то! Какой ты красавец, право! Почти и не постарел. Ну как живёшь? Женат? Бизнесом никаким не обзавёлся, как когда-то мечтал? А я женат... На Луизе. Вот она. А вот сынок мой, Лёвушка. В смысле Львом его звать.
Рёв турбин космического корабля нарушает идиллию, на поляну рядом с огородом, приземляется аппарат угловатой формы, мерцающий бортовыми огнями как Новогодняя ёлка. Человек не остановился, он продолжал свою работу, складывалось впечатление, что ему абсолютно наплевать на всё происходящее. Какое-то время ничего не происходило, корабль мирно стоял на зелёной траве, только жужжание каких-то приборов напоминало о его присутствии. Шум нарастал, открылся входной шлюз и на землю вышли несколько существ не гуманоидного типа. Их было четверо, первая самая крупная особь чем-то напоминала очень большую гусеницу «шелкопряда». Продолговатое тело диаметром около полутора метров было покрыто короткой шерстью, нижняя часть имела множество отростков, которые помогали существу перемещаться по земле. Второй не уступал «гусенице» в размерах и был похож на желеобразную массу, постоянно менявшую свою форму, он парил над землей, иногда касаясь её своим телом, при этом издавая какие-то звуки. Третий чуть меньше своих предшественников, был круглый как шарик и находился в прозрачной сфере, левитирующий на поверхности. Четвёртый, самый маленький, сантиметров на тридцать возвышался над травой, его лицо обильно покрывали усы разных размеров, которые шевелились, а тело поддерживалось тремя парами ног.
В летнем отпуске есть что-то устрашающее. Целый год мы тоннами вытаскиваем из почтовых ящиков рекламные проспекты, на которых восхитительно загорелые женщины в сопровождении мужчин с мужественными лицами резвятся под пальмами или заливаются истерическим смехом в бирюзовых морских волнах. А изучив эти проспекты, мы подходим к зеркалу и с огорчением разглядываем свои целлюлитные бедра и далекую от идеальной фигуру—и потом удивляемся, почему это у нас испортилось настроение. Все эти огорчения связаны не только с летним отпуском.
Во-первых, потому что в Крыму в сентябре в самом разгаре бархатный сезон. Это когда солнце уже не беспощадное, а ласковое, а море еще по-летнему теплое. И пляжи довольно-таки свободны от отдыхающих. Во-вторых, здесь проходит Международный фестиваль "Джаз-Коктебель". В этом году концерты и джем-сейши-ны будут проходить с 19 по 21 сентября. Как обычно — на открытой площадке перед домом-музеем Максимилиана Волошина и круглосуточно — на новой NU Jazz сцене. Вход свободный.
В этом очерке мне хотелось бы поделиться с читателем размышлениями, которые вызывает книга Павла Павловича Муратова ’’Образы Италии”. Начиная писать, я ощущаю серьезные затруднения, поскольку не нахожу в себе беспристрастности ни к тексту, ни к его главному “герою”. Критический разбор или оценка не являются моей целью, но я не могу умолчать о достоинствах этого шедевра среди произведений подобного рода. Кроме того, я не в силах побороть искушение бесконечно цитировать автора, стиль которого — образец художественной прозы.
«Почему меня постоянно преследует этот жуткий сон? Будто я убил человека, потом закопал его труп и все время боюсь, что тело откопают, и узнают, что это сделал именно я. И каждый раз, я просыпаюсь в холодном поту. Ладно, сейчас. Так ведь это наваждение длится уже давно». Мужчина проснулся и с ужасом вглядывался в темноту. Он не знал, сколько сейчас время и наступило ли утро. Человек лежал в темном подвале на теплых трубах, укутавшись в собственный пуховик. Пуховик был хороший, поэтому снизу тоже было тепло. Трубы были укутаны какой-то тканью, а сверху обернуты плотной бумагой. Она шуршала при каждом движении, но звук был негромкий, и к нему можно было привыкнуть. Подвал был почти сухой, но откуда-то все равно пахло гнилью. Вверху находилось маленькое окошко, но стекло на нем было мутное, а сверху еще и прикрыто решеткой. Он увидел его, когда глаза стали немного привыкать к темноте. Оттуда все же пробивалось некое подобие света. Мужчина сделал предположение, что уже наступает утро. 0-0
Шкадов решил не звонить ему, а подъехать прямо к дому. Ему повезло. Виктор Васильевич оказался дома. Удостоверение оказало на бывшего сотрудника серьезное влияние, и он рассказал все, что мог. Но, впрочем, все эти знания показались Шкадову совсем не интересными и к делу мало относящимися. - Давно это уже было, в конце девяностых, - рассказывал Ливенцев, седой плотный мужчина в спортивных штанах и растянутой футболке, - Банк до этого был небольшой и служба безопасности так, для профанации. Вахтеры, считай. Ну и я над ними. Кириллов пришел и через некоторое время дела в гору пошли. Ну и своих людей он везде стал ставить. Но я не в обиде. Хотя… мог бы и поработать, наверно. Мне чуть больше полтинника было. Крепкий еще. Но он своих поставил, да. - А потом вы куда-нибудь устроились? - Конечно. Я же спец. Майор МВД. В ОБЭПе работал. После банка в супермаркете охрану возглавлял. Но сейчас решил – хватит. На пенсии уже. - Он же не только вас уволил. Были и другие недовольные. Кто-то мог обиду затаить? - Мог. Только это двадцать лет назад было. Вряд ли кто камень столько лет за пазухой держал. 0-0
Для миллионов наших соотечественников Эрих Мария Ремарк был и остается самым любимым писателем. Секрет простой – он не писал в угоду сиюминутной моде, требованиям времени. Все, о чем писал Ремарк в своих романах, он пережил сам, видел вокруг. Герои писателя просты и понятны большинству читателей, они не придуманные, а настоящие.
Во рту было солоно. Язык гулял по разлому губы. Все-таки надо было что- то ему ответить. А она молча крутила кольцо, прикипевшее к безымянному пальцу — правая кисть иногда отекала, и снять его было нельзя, снять и бросить в окно! Доморощенный мужнин психоанализ был актом насилия — вмешательством в жизнь души и ума. Неужели он этого не понимал? Кан хотя бы не посягал на душу. И опять стала думать свою сладкую, горькую, неотвязную мысль: как в Марте-Марусе взыграет корейский ген и как родится раскосоглазая девочка, и как они будут с ней жить в Москве, с Викешкой и с ней... а дальше мысль двигаться не хотела... ну разве короткими вспышками, вот она идет по аллее с коляской, Кан ей навстречу — и что? — она останавливается, нет, она ускоряет шаг, а он ее нагоняет... а дальше? 0-0
В конце августа 1966 года семидесятивосьмилетний Джузеппе Унгаретти знакомится в Сан-Паулу с живущей в Бразилии двадцатишестилетней Бруной Бьянко. Встреча пользующегося всемирной известностью поэта и молодой поэтессы дает начало любовной истории — странному роману, нашедшему отражение в обмене стихами и письмами.
Представленных ниже поэтов объединяет, пожалуй, то, что каждый из них, начиная с первых шагов в литературе, каждой следующей книгой утверждает верность себе.
Ну и одышка у тебя, пожурил он сам себя. Тропинка круто взбиралась
вверх по направлению к уступам, видневшимся за тенями огромных магнолий. Он сел на скамейку, достал из кармана блокнот и стал записывать названия мест, откуда происходи ли окружавшие его растения: Азорские острова, Канары, Бразилия, Ангола. Карандашом набросал несколько листьев и цветков, а на центральном развороте блокнота зарисовал цветок дерева со странным названием. Это был могучий великан с вытянутыми ланцетовидными листьями и огромными набухшими цветами в форме початков, напоминающих скорее плоды. Возраст гиганта, произраставшего на Канарах и Азорах, впечатлял, он высчитал, что во времена Парижской коммуны тот был уже взрослым деревом.
Такси остановилось перед калиткой из кованой стали, выкрашенной в зеленый цвет. Ботанический сад, сказал водитель. Он заплатил и вышел из машины. Вы не знаете, откуда можно увидеть особняк двадцатых годов? — спросил он водителя.
ПРОСИЛА его о времени, когда мы были еще такие молодые, наивные, запальчивые, глупые, неготовые. Кое-что, кроме молодости, осталось — ответил.
Старый профессор прервался, он выглядел печальным, поспешно вытер замершую на ресницах слезу, легонько стукнул себя по лбу, словно говоря “простите, какой же я дурак”, чуть ослабил бабочку поразительно насыщенного оранжевого цвета и произнес по-французски с отчетливым немецким акцентом: извините меня, пожалуйста, извините, стихотворение называется “Старый профессор”, его написала великая польская поэтесса Вислава Шимборская, после чего указал на себя, должно быть, признавая, что герой стихотворения в чем-то похож на него, выпил еще одну рюмку кальвадоса — большему, чем стихотворение, виновнику его сентиментальности, — сдавленно всхлипнул, и тогда все вскочили и принялись его утешать: Вольфганг, не надо, продолжай, старый профессор высморкался в большой клетчатый платок. “Спросила его о фотографии, — продолжил он громовым голосом, — в рамке на письменном столе. Были, сплыли. Брат, кузен, жена брата, жена, дочка на коленях жены, кот на руках у дочки и цветущая черешня, а над черешней неопознанная летающая птичка —
