--Это понятно. За такой красивой женщиной нужен глаз да глаз. Так говорят русские? Я не на что не претендую. Боже упаси! Может, ей нужна помощь? Я с удовольствием помогу. Если надо и материально тоже. 00
- Хочу колбасного сыра, - сказал один рыжий другому. В углу витрины валялась кучка страшноватых на вид упаковок. Издавала она, не смотря на вид, вполне съедобный запах.
Существовал ли когда-либо государь, властелин или богоподобный император, что пытался бы проникнуть в голову или в сердце одного из своих подданных? Или в самом деле возможно, чтобы английский мастер и отделенный от него не только половиной мира, но целой вселенной император Китая одновременно помыслили об одном и том же? То есть возможно ли, чтобы этот император и этот английский часовщик — над океанами, языковыми пространствами и философскими системами — были связаны чем-то вроде родства душ? Связаны (!), хотя любая мысль, любой закон и любой порядок этого мира, казалось, неодолимо их разделяли?
Наконец пришел черед выступать и тому отряду, который доставит в Жэхол и английских мастеров с их инструментом, материалами и почти завершенными огненными часами, а двумя днями ранее Цзян без всяких объяснений попросил Кокса и Мерлина сопровождать его. В занавешенном портшезе их принесли во двор, где Кокс никогда не бывал и чью отдаленность от своего дома мог оценить лишь приблизительно: портшез колыхался до цели минут десять. Тишина вокруг наводила на мысль, что они не покидали Запретный город, но раздвинуть занавеси, разрисованные цветами жасмина и чешуей дракона, оказалось невозможно. Никому, кроме считаных посвященных, сказал Цзян, когда гвардеец открыл дверцу портшеза у порога обширного, сумеречного павильона, никому не дано запомнить дорогу туда, где Владыка Десяти Тысяч Лет хранит свои любимые вещи.
Окруженный безмолвными воинами, Цзян почти торжественно произнес, что желание мастера будет исполнено. Вот, он привел двух оседланных, укрытых меховыми попонами коней для Мерлина и Кокса; Брадшо и Локвуд останутся в городе, будут ожидать возвращения обоих у своих верстаков.
Ванъли Чанчэн, Невообразимо длинная стена—так Цзян именовал императорский бастион, ибо ваньли означает не только десять тысяч ли, ли — это еще и знак бесконечности. Стена протяженностью десять тысяч ли есть десять тысяч раз невообразимо длинная стена. Династии Цинь и Хань, Вэй, Чжоу, Тан, Ляо и Мин строили этот вал во все стороны света, нигде не заканчивая. Великий Дракон, каким Стена виделась народу, огненным языком выбивал клубы пара и облачные башни из вод Желтого моря, а в тысячах километров оттуда вздымал хвостом дюны пустыни Гоби в песчаные бури...
Потом, так и не разжав руки, упавший рухнул ничком, лицом в снег, прямо в пятно собственной крови, и замер в неподвижности, более не шевельнувшись. Процессия гондол тоже застыла в беззвучном покое. Носильщики первых трех портшезов и евнух-проводник прошли еще немного вперед, пока лающий кашель и взгляд назад не оцепенили и их.
Пустота, возникшая между передней частью процессии и остальной ее частью, из-за кровавого пятна на снегу превратилась как бы в пространство ужаса, запретное для всех идущих следом. Разве кто-нибудь из носильщиков или невидимых пассажиров дерзнет отступить от предписанного и вымеренного до дюймов маршрута, чтобы помочь умирающему?
Хотя Мерлин, Цзян и оба помощника, увлеченные разговором, не слышали и не видели происходившего на просторном дворе за окном мастерской, но Цзян все-таки что-то заметил по выражению лица английского мастера. Один за другим, первым — Цзян, они подошли к окну и стали рядом с Коксом, безмолвные свидетели, которые увидели замершую в снегу процессию портшезов, упавшего в пятно своей крови носильщика, растерянную оцепенелость флотилии гондол.
как на Шу-лейн. Посланники Цяньлуна, когда он в отчаянии стоял на коленях у гроба Абигайл, заставляя их ждать и ждать, не иначе как сделали наброски, а может быть, даже сняли размеры. Это помещение могли построить и оснастить только по их чертежам. Найдет ли он здесь и супружеское ложе, свое и Фэй? Катафалк Абигайл?
Кокс зябнул. Как наяву, он снова видел перед собой императорских посланников, двоих мужчин с длинными косами, в одежде странно скромного покроя, но из шелка и лощеной шерсти. Той злосчастной осенью два года назад, когда его пятилетняя дочка Абигайл, его солнышко, его звездочка, умерла от коклюша, они привезли ему приглашение китайского императора.
написать как иностранец о “La France au seuil de 1935”[1] и которые в конечном счете писать отказался. Не хватило наглости высказывать свое мнение о предмете, который понимаю тем меньше, чем больше в него погружаюсь. Вот почему на письма отвечаю с опозданием.
<...> Искья — вариант на лето совсем не плохой. Мы тоже подумывали обследовать французский берег к западу от Марселя, почти на самой испанской границе. Места там, похоже, чудесные. У этих мест два преимущества. Во-первых, они ближе, чем Искья. А во-вторых, это не острова, к которым я отношусь с некоторым предубеждением. (Фрейд бы сказал, что у меня скрытые гомосексуальные наклонности, ибо хорошо известно, что остров олицетворяет собой женские гениталии...) Но об этом еще будет повод поговорить. Пока же не исключаю, что нам захочется вернуться обратно в Форте, ведь там невиданно красиво несмотря ни на что.
<...> Во Флоренции полно людей, которые либо являются вашими знакомыми, либо в знакомые набиваются, а потому только и думаешь, как бы от них спрятаться. Я содрогаюсь, когда вспоминаю, сколько ужасных людей ходили по улицам Флоренции, пока мы там жили. Избежать встречи с ними можно было лишь по чистой случайности или же хитростью. Состав английской колонии весьма причудлив: это своего рода обветшалая провинциальная интеллигенция. <...> Жить во Флоренции постоянно я бы не стал. Начать с того, что зимой здесь слишком холодно, а летом слишком жарко.
Больной ребенок. 1885—86. Волосы склоненной над ребенком матери, нежность в жалеющем, сочувственном взгляде ребенка, рыжина волос девочки, слабая, как бы выцветшая, рука, резкая зелень пледа, наслоения краски на холсте, древесная сморщенность холста, красноватая тумбочка, на которой стоит бутылочка с микстурой, стакан с водой, крао ные отсветы воды, склоненная голова матери, белое возле ребенка, зеленое, темное, фиолетовое возле матери, пунктуация картины, иероглифы цвета.
А.А. Пафнутьев так и не пришёл. Болеет. Звонил несколько раз, извинялся. Мысли у Анатолия Ивановича самые грустные.
Николай Алексеевич Бондаренко вычитал некоторые завёрстанные для «Вертикали» материалы. Всё это вместе разобрали. Оказывается, он работал профессиональным корректором. Попробуем с ним посотруд- ничать. Хотя опыт (предыдущий, не с ним) подобного сотрудничества у меня не радостный.
С Сергеем Скатовым пошумели друг на друга. Мне хотелось, чтобы он помог в оформлении документов на губернаторский грант. Не всё только болтать о проблемах русского мира, надо хоть что-то для этого мира и делать.
Мой любимый писатель с детского возраста и по сей день - выдающийся американский фантаст, внесший огромный вклад в развитие таких поджанров фантастики как «планетарный роман», «затерянный мир» и «планета и меч» (технопанк) - Эдгар Райс Берроуз. Уже не представляется возможным вспомнить имена тех трех гостей, которые, не сговариваясь, подарили мне на 11-летие 3 книги о Тарзане, том с трилогией о Джоне Картере, джентльмене из Вирджиниии и Пираты. Настолько непохожими были эти книги, что не верилось, что их мог написать один человек. Но, если о том же Тарзане я и мои родители имели хоть некоторое представление, то Барсумские хроники стали открытием для меня (как единственного любителя фантастики в семье). Они произвели незабываемое впечатление, которое поначалу подвигало к поискам продолжений сериалов, а сейчас время от времени возвращает к очередному перечитыванию и сопереживанию происходящему, даром, что происходящее отложилось в памяти и для главного героя все закончится хорошо. Итак, кто же он, Эдгар Райс Берроуз, джентльмен из Чикаго?
Наступление авангарда в СССР двадцатых годов было, как теперь представляется, репетицией, «черновым наброском» большого наступления, предпринятого им на Западе примерно во второй половине 60-х годов.
В истории авангарда был длительный период, когда он подвергался притеснениям. Родившись в парижских мансардах, он, казалось, обречен был оставаться достоянием узкого круга ценителей. Широкая публика на дух его не принимала, авангардистские опусы подвергались осмеянию и поношению, на улице плевались вослед разного рода «желтым кофтам» и т.п.
С течением времени критики открывали, что это по-своему интересное искусство, что оно производит некоторое магическое воздействие на зрителя-слушателя-читателя и что, во всяком случае, оно имеет право на существование. Но все равно круг его ценителей оставался весьма ограниченным. До поры до времени.
Но он целовал ее в губы! - возмутилась девочка. --Тебе спросонья показалось. --Ты думаешь, что я не могу отличить дружеский поцелуй от страстного поцелуя? --Я вообще уже не знаю, что думать! Только, об увиденном, Александре ни слова! Идем завтракать. В баре все места были заняты. За столиком Александры сидела незнакомая молодая женщина. Они о чем-то спорили. Увидев нас, Александра махнула нам рукой, приглашая сесть за их столик. Мы подошли и поздоровались. --Рита, Эля, знакомьтесь. Это - моя сестра Маша. Машка, это - мои новые друзья: Рита и Эля. Они тоже из Москвы. Маша посмотрела нас с Элькой, как на пустое место. Всем своим видом показывая, как мы ей безразличны. На вид женщина вроде была симпатична, но высокомерное выражение лица, с которым она смотрела на окружающих и странной формы нос портили ее. Она мне напоминала какую-то птицу.
Эта модель стоит особняком среди остальных представителей когорты многофункциональных аппаратов: у нее нет камеры, а дизайнерская реализация клавиатуры очень отличается от подобных аппаратов с QWERTY-клавиатурой. У Sony Ericsson M600 каждая кнопка выполнена в виде своеобразной горизонтальной качельки. Это довольно удобно, но требует определенное время на то, чтобы привыкнуть пользованию. Кроме того, в этом аппарате нет кнопок вызова и сбоя звонка - эти функции осуществляются с помощью сенсорного экрана.
Памяти директора детского дома Евгении Григорьевны Иоффе
Лёха, ты где?
Алексей Доронин, двенадцатилетний детдомовец, не стал объяснять, где он. Потому что сам не знал точно, где. Он застрял в подвальной решетке. Обычно он, как самый маленький, пролезал сквозь нее довольно легко. Если, конечно, лезть, как лазал всегда.
Если бы в мире наступил конец света, и все книги, кроме одной, исчезли, какую бы вы предпочли оставить? Когда задаёшь себе этот вопрос, трудно ответить адекватно. Слишком большая ответственность. Самый распространённый ответ – библия. И это понятно. Библия – книга, которую можно читать без перерыва всю свою жизнь, и каждый раз находить там что-то новое. Из неё можно восстановить всю историю человеческой морали.
И всё-таки, может быть, стоит оставить другую книгу? Например, «Улисса» Джеймса Джойса. Из неё, при внимательном прочтении, встаёт вся история словесности, за ней – культуры, а за ней – и морали. Здесь есть столько цитат и отсылок, что, можно сказать, сохранив «Улисса», мы обманем всех и сохраним всю литературу, в том числе и библию.
Мой любимый иностранный автор – американский писатель Теодор Драйзер. Родился будущий писатель в бедной семье рабочего местной фабрики в маленьком американском городке Терре-Хот, штат Индианна. Его отец эммигрировал в Америку из Германии , не желая у себя на родине идти в армию. На он надеялся наладить свою жизнь и разбогатеть. Когда родился Теодор, семья очень бедствовала. Кусок хлеба доставался тяжко. В жизни семьи Драйзера были драматические эпизоды. Как-то глава и кормилец семьи тяжко заболел , а старший брат Драйзера Поль попал в тюрьму , и одна из старших сестер Драйзера вынуждена была поддерживать связь с местным юристом, чтобы вызволить брата из каталажки. Аналогичная ситуация описывается в романе писателя «Дженни Герхадт».
Мир научной фантастики – это необыкновенный удивительный мир, в котором противоречиво переплетаются добро и зло, холод космических пространств и жар человеческого сердца, преданность и одиночество души. Одним из выдающихся мастеров данного жанра является американский писатель-фантаст Рей Бредбери.
Рид Роберт (полное имя — Роберт Дэвид Рид / Robert David Reed) американский писатель-фантаст, родился 9 октября 1956 в городе Омаха, штат Небраска. Рид закончил школу «Benson High», затем окончил университет Nebraska Wesleyan University со степенью бакалавра. На протяжении девяти лет работал по специальности «биолог» в компании «Mapes Industries», после чего занялся профессиональной писательской деятельностью. Его работа регулярно появляется в Асимове, Фантазия & Научная фантастика и Научная Беллетристика . Он также издал одиннадцать романов. Он был назначен на Премию Джона В. Кэмпбелла за Лучшего Нового Писателя в Научной фантастике в 1987. В 1986 году Роберт получил гран-при конкурса «L. Ron Hubbard Writer's of the Future» за рассказ «Mudpuppies», который и стал его дебютом в фантастике. Опубликовав в 1987 году свой первый роман «The Leeshore», Рид вошёл в число финалистов премии «John W. Campbell» в номинации «Лучший новый писатель». Известность Роберту принесли романы и рассказы, входящие в сериалы «Marrow» и «Beyond the Veil of Stars», которые множество раз номинировались на премии «Sturgeon», «John W. Campbell», «Seiun», «Hugo», «Asimov's Readers» и «Nebula». Также серьёзное внимание критиков привлекли сборники рассказов «The Dragons of Springplace» и «The Cuckoo's Boys».
Глубочайшая тоска и самокритика, со временем, трансформировались в "иную реальность". В реальность безликих и запутанных теней, в реальность, где клубится, подобно змею, табачный дым, томно проникая в души "окостенелых" критиков. В реальность Эдгара Аллана По. За сонливым видоизменённым призывом депрессии, а так же тяге к спиртным напиткам, скрывается чистейшая, кровоточащая светом "музыка творца". Человек имеющий "готическое мировозрение", но не являющийся готом. Таким образом описывают писателя многие, увы, "недалёкие" от дела, критики. В стремлении Эдгара По покорить вершины, собственноручно воздвигнутого, пъедистала, мешало только пессимистичное восприятие любой идеи. Одной из которых, была жизнь писателя. Детская доброта и не истлевшая наивность романтика ещё долгое время были чугунным бременем на кончике пера, но Эдгар преобразовал собственные качества до состояния внушаемого интереса к делу. Целиком и полностью отдаваясь работе, расходовал себя на написание
Писатель, о котором мы будем сегодня говорить, – современный французский автор Бернар Вербер. Если описывать его творчество в общем, то это современная проза на стыке с фантастикой. Или, по-другому, фантастика, маскирующаяся под современную прозу. Почти во всех его книгах проскальзывает этакое двуединство реальностей. Давайте попробуем разобраться в самом механизме такого противоречивого мира.
Вообразите себе научно ориентированный мир в виде башни из кубиков: фактов, обстоятельств, неопровержимых теорем и прочих научных изысканий. Получилось? А теперь представьте себе другую башню из кубиков, где собраны все земные мифологические системы: скандинавские, греческие, ацтекские, японские мифы и даже все религии – они в каком-то смысле тоже относятся к мифологической картине мира.
Теперь каждое утро упаковывается корзина с хлебом, маслом, творогом и вареными яйцами. Я через воронку наполняю зеленые бутылки с лечебным напитком. Фрида, наша кузина из Иохсберга, идет в лес вместе с нами. В некотором смысле она ответственна за нас. Ей уже шестнадцать, у нее длинная, толстая светлая коса, и она очень красивая.
ЛоуХолод - это ремонтная мастерская, которая занимается ремонтом и дальнейшей продажей холодильников, сломавшихся в гарантийный срок. Ассортимент холодильников непрерывно пополняется. Холодильники поступают из крупных магазинов и торговых сетей. Закупка холодильников ведется придирчиво и тщательного.
1. Эта история началась на горнолыжном курорте в Австрии. Я и моя племянница Элька уже неделю отдыхали в маленьком курортном городке Хинтерглемм. Это одно из самых красивейших мест долины Глеммталь, с традиционным альпийским очарованием. Для любителей горных лыж лучшего места не найти. А вот для тех, кто терпеть не мог лыжи и зиму… Короче: все части моего тела ныли от боли и усталости. Каждое утро я проклинала тот день, когда уступила своей племяннице и согласилась поехать с ней на этот «чертов» курорт. Пытка начиналась с шести утра. Нам - русским, как всегда «везло»; инструктор для нас почему-то был свободен только в шесть утра. Некоторые мазохисты находили в этом удовольствие, но я, лично, приехала отдыхать, а не тренироваться, чтобы участвовать в олимпийских играх. Сегодня, слава Богу, суббота и я впервые, наслаждаюсь отдыхом, лежа на огромной кровати. 00
На мой вопрос, помнит ли он свое прощание с родителями в аэропорту, Фербер после долгого молчания ответил, что, вспоминая то майское утро в Обервизенфельде, он больше не видит рядом родителей и не помнит, что мама или папа сказали ему напоследок или он им, обнялись они или нет.
Теперь Дрон понял, что она хотела сказать. Не «Терпи» и не «Прости», а «Крестись»! Дрон поднял руку и неожиданно для себя перекрестился. И еще раз, и еще!
Ах, сволочь! — прошипел лживый Пашка, на глазах уменьшаясь в размерах. — Ах, сволочь... Убью все равно! — он стал уже меньше обезьянки, которая скакала вокруг фокусника на празднике.
Прославившая свою любимую родину Финляндию, громко на весь мир, заявив новый уровень финской литературы, писательница Туве Янсон, писала произведения, как для маленьких детишек, так и для повзрослевших и ставших родителями. Самую большую славу и поистине всемирную известность ей принесли замечательные сказочные повести о мумми-троллях – потешных, милых и добродушных существах.