итургия преждеосвященных даров в церкви Спаса Нерукотворенного Образа.
Причастился.
Вечером ходил в «Народную правду».
Виктор Георгиевич Долгов объявил, что возобновляется выпуск «Народной правды» и направление не меняется. По-прежнему мы будем выступать против Ельцина, против Собчака, против Чубайса, против Гайдара.
- А за кого?
- У нас же «Народная правда». За народ, разумеется!
Ему начали задавать вопросы, и выяснилось, что деньги на газету пока имеются только на период избирательной кампании, а дальше видно будет.
Я хотел было в шутку предложить поменять название газеты на «Электоральную правду», коли у нас и оппозиции народ только на время выборов нужен... Но промолчал.
Чего говорить, если другой оппозиции у нас, похоже, все равно не будет?
27 марта 1996 года, Санкт-Петербург
ПОЧЕМУ Я ПЛАЧУ, ШУРА?
Взгляд у него был гипнотизирующим и безжалостным, как у питона. Ада, еще не прочувствовав до конца всей глубины опасности, посмотрела на тетю. Людмила Андреевна стояла, вытянувшись в струнку, с гордой, как всегда, осанкой, но на лице ее был неподдельный ужас. Можно сказать, что лицо ее просто опрокинулось от страха. О, боже! Только сейчас до Ады дошло, как она влипла! Что ж, надо попытаться хотя бы оттянуть время.
Арнольд, стоявший между ней и теткой, неожиданно развернулся, схватил девушку за плечи, больно сжал их и прошипел ей прямо в лицо:
Автор провел большую подготовительную работу, включая исследование древних и экзотических предметов секс-индустрии. Текст продуманный и тщательно сконструированный.
Герой номер два — персонаж из команды преступных программистов, этих самых богов, обретших жизнь благодаря идеям персонажа номер раз. Герой получает имя Маруха Чо или Мара Гнедых.
Роман Пелевина «iPhuck 10»1 — роман, который пишет герой романа, об объектах искусства, которые создает и исследует герой романа, оказавшись в виртуальном пространстве, сам став героем своего романа...
18 июня 2015 года пришла бумажка с подтвержденной квотой.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Мне кажется, главное, когда ты узнаешь, что болен раком, — это не потерять время (если, конечно, ты хочешь выжить).
Все наши разговоры сразу прекратились. Никто не шутил, не смеялся.
Когда бабушка готовила варенье, кухня превращалась в чистилище. Огромный таз бурлил сразу на трех конфорках, распространяя по помещению нестерпимый жар.
«Мясник смотрит на эту картинку и рубит корову или быка, как надо, — объяснил бабушка, заметив любопытный взгляд Вовика, направленный на расчлененную «державу».
Рот мой полон песней, а язык ликованием, что-то зреет во мне и дает зеленые всходы, как проросший корень имбиря на подоконнике, — ведет неуклонно к тому моменту, когда я подарю свое имя горячей голубой звезде. А что это за песнь, и о чем в ней пойдет речь? Точно пока неизвестно, тема — жизнь. Сама жизнь, лишь бы только найти ее ключевую ноту, вот эту точку, начало начал, из которой исходит мир.
Ванатур замолчал. Арег уселся напротив него за каменный стол и принялся
разглядывать скалу-колесо, которое неощутимо вращалось на фоне звездного неба. Или, скорее, наоборот — небо вращалось вокруг него. Арег недоумевал: здесь все видится то так, то совсем иначе! Почему это?
Арег не успел сделать и нескольких шагов, как вокруг заметно потемнело. Взглянув вверх, он не сумел отыскать луны, которая только что сияла у него над головой, а из густой черноты неба на него глядели бесчисленные крупные звезды, близкие и яркие. Вершина Капутана, издалека казавшаяся острой, на самом деле была окруженной скалами ровной, как тарелка, и довольно обширной площадкой.
Оставив за спиной дерево желаний и перейдя на рысь, Кайцак спустился в тихую лощину. Арегу показалось, что они пересекли некую границу, он ощутил боль в висках. А когда Кайцак с той же легкостью преодолел противоположный склон, Арег словно утратил связь с собственным телом, которое непомерно разрасталось.
Лучшими, по всеобщему мнению, были признаны два кадра. На мою беду, ими оказались первая и вторая композиции. Без труда уловив мой далеко не венский акцент, мои подопечные живо поинтересовались, откуда я.
Почти 10 лет назад я смотрел прямую трансляцию с оперного фестиваля по ТВ. Наутро я должен был улетать домой. Канадский режиссер- эстет перенес действие оперы из XVIII века во времена, непосредственно предшествующие Первой мировой войне, в Австро-Венгрию и натурально в бордель. По сцене слонялись совершенно голые мужики преклонных годов, с пивными животами — эрзац молодых полуголых девиц. Это было явной новацией.
В перерыве журналистская пара — он и она — одетые, как и положено на великосветском рауте, пытались взять интервью у безукоризненных джентльменов и декольтированных дам в брильянтах. Не согласился никто. Интервьюерам пришлось буквально гоняться за своими жертвами, но те предпочитали словам шампанское.
Мы пожали друг другу руки, и он пошел к выходу. На полпути он обернулся и помахал мне. Мне стало жаль, что мне так и не пришло в голову расспросить своего отца, служившего после войны здесь, в Австрии, как устраивали его однополчане свою личную жизнь и досуг на чужбине. А ведь мог бы! Когда он умер, мне было двадцать восемь. Воистину, «мы ленивы и нелюбопытны»...
С наслаждением выпив до дна пол-литровую бутылку «Фёслауер» с газом («Газ вреден для здоровья!»), я достал трубку и неспешно закурил. Выкурив ее, я вытянул ноги и задремал. Меня убаюкивал шум фонтана, начальницей которого служила моя Ундина, не дававшая спуску своим подчиненным — каким-то людишкам в крестьянских шляпах, а также прервавшим свой незримый ход морским гадам. Ограду Курпарка обвила дольняя лоза дикого винограда. Она не прозябала. Я смежил свои отяжелевшие и набрякшие после великого похода веки и вскоре услышал сквозь сон собственный храп.
«Свете тихий...»
Я был живым воплощением теоремы о пределе монотонной последовательности, доказанной некогда немцем Карлом Вейерштрассом, в соответствии с которой монотонная ограниченная последовательность в конце концов сходится. В моем случае это означало, что рано или поздно я непременно достигну своей цели — Курпарка — главного парка Бадена, и я неуклонно и неотвратимо приближался к нему.
«Это значило бы рассматривать вещи слишком пристально», — ответил мне мой внутренний голос словами Горацио.
«Нет, право же, ничуть; это значило бы следовать за ходом вещей с должной скромностью, и притом руководясь вероятностью, — возразил я своему оппоненту словами Гамлета.
Похолодел Гнат и подумал: «А может, не та? На угадку взял?»
Вот то уж точно никак не можно было угадать!
Перехватило дыхание у Гната, а когда он перевел дух, то сказал сам себе шепотом, уже страшась, что и шепот слышит младший сын с другого берега реки:
Рос последыш, да не особо вырос. Так и подтягивался потихоньку, оставаясь маленьким, хоть и удаленьким. Малый рост Тараса тоже стал для его братьев искушением дать мимоходом последышу тумака. А третий повод к травле старшими — удивительно светлая кожа и легкий свет волос. «Да лях, что ли, какой тебя нам ночью подкинул!» — как-то не сдержался самый старший, Андрий, и тотчас получил от отца такую оплеуху, что кувыркался до порога.
А святой день того червня, когда крестили младенца, как раз и выпал на мученика Тарасия.
- За это ты меня и не любишь! - отозвался зверь, снова став самим собой.
- Я не против хаоса, но желаю, чтобы он был контролируемым, - проговорила богиня.
- Какой же это тогда, в баню, хаос, лапочка?!
Саша замахал руками:
- Так, стоп-стоп, хватит мериться в остроумии! Девчонка, которую я забыл - вот что меня беспокоит. Сана, этот мохнатый демон сказал, что у моих "Я" какая-то проблема с тем, что та история не завершилась, ты схлопнула ее, оставив в подвешенном состоянии.
- В неопределенном варианте, - вставил Стикки-Ти.
- Что ж, это вероятно, - не стала спорить Сана.
- И плюшевый шибзик, намекает, что мне надо вспомнить ту реальность. Но я не понял, как это поможет тому миру и мне, - сказал Саша.
Зубастик, запрыгав на месте, быстро заговорил:
- Физика процесса проста, Сашка, ты заново ассоциируешься с тем своим "Я", воспроизводишь историю снова и разбираешься, в чем там было дело. При взгляде со стороны еще раз, ты поймешь, что пошло не так, и поймешь, как исправить. Все просто!
- Бредятина какая-то, - фыркнул Саша.
Он уж было хотел поставить себя в цугцванг — безвыходное положение — вопросом — зачем же всё-таки он здесь? — но к оперному подъехал икарус — цугцванг сбился. Учайкин поднялся в автобус, с ним ещё человек пять, незаметно томившихся у фонтана; икарус двинулся полупустым, в сопровождении четырёх полицейских машин — город плавно потащил за собой в полуобмороке. По перекрытой дороге, по левой полосе: центр позади, вот уже по низам — люди высовывались из деревянных своих домов, чтоб глянуть на них. Конечная — экспоцентр, сошли как с трапа — и вперёд — только мордовские ходоки первее, чему, кажется, не были рады. Что делать в экспоцентре — павильоны с предметами хвастовства — макетами построенного и картонками сделанного — разглядывать.
Современному любителю живописи имя Антощенко-Оленева мало что говорит, хотя его биографию в телеграфном ключе найти можно, частности, в Сети. Мне же в начале 90-х годов, когда ненадолго открылись всякие закрытые архивы, удалось подержать в руках «лагерное дело» Валентина Осиповича, и там было что добавить к уже известным фактам его жизни.
Антощенко-Оленев родился на Полтавщине в 1900 году. В автобиографии, имеющейся в «лагерном деле», он писал:
«Отец из крестьян - в 1905 году уехал в Петербург, на земляные работы. Я с 12 лет работал с отцом на кирпичном заводе, погонщиком на вагонетках, доставлявших глину на глиномялку.
На занятиях Валентин Осипович почти всегда молчал, его объяснения сводились к тому, что изредка он подходил к кому- нибудь из молодых (чаще других под «разнос» попадал я), и, постояв немного за спиной студийца, сам садился за его мольберт «править». Помню, мы рисовали большое гипсовое ухо. Мягкий прямой свет, всё в нежнейших полутонах, ничего контрастного. Валентин Осипович уселся грузно на моё место. «Ну что вы пишете, дорогой вьюно- ша?» - риторически вопрошал он и начинал размашисто поправлять не нравящееся ему место, при этом так портил работу своей пачкотнёй, что потом хоть заново начинай. Мужики только тихо посмеивались.
Сама того не подозревая, Александра Романовна сыграла некоторую роль и в моей мальчишеской судьбе, так что «индекс моих посягательств» (Аксёнов) склонился в сторону творчества. Вот какой нюанс. Гридасова, приехав в Магадан, поселилась сначала в отдельном домике с белёными снаружи стенами и номерной маглаговской мебелью внутри по адресу: ул. Горького,6. А мы жили рядом, на той же улице, но в доме № 7. Смешно сказать: «в доме» Это был барак-скворечник с крошечными квартирками, без воды, отопления, и все удобства на дворе. Соседи быстро узнают всё друг о друге, и до Гридасовой дошёл слух, что моя мама делает красивые вышивки. И в один прекрасный день она сама соизволила посетить нас (мои родители были вольными людьми).
Есть и еще одна социальная проблема: в некотором смысле, сегодня некому писать «Историю будущего», поскольку среди возможных футуристов нет «победителей», нет тех, кто считает, что будущие революции вознесут его.
Кто создавал образ будущего в ХХ веке, в эпоху модерна? Если говорить предельно обобщенно, его создавали городские интеллектуалы. Но именно класс городских интеллектуалов выиграл и численно, и с точки зрения «социальных лифтов» от происходящих в XIX-XX вв. трансформаций — от модернизации, индустриализации, урбанизации и т.д. Разбухание техногенной цивилизации потребовало массовой подготовки специалистов, технократ стал важнейшей фигурой в госаппарате и бизнесе, наука стала важнейшим источником экономического и военного могущества, влияние гуманитариев — писателей, журналистов, идеологов — резко усилилось благодаря технологиям распространения информации и массовой грамотности. Городские интеллектуалы были настоящими бенефициарами модерна, это был «класс победителей». И, по аналогии с известным принципом, согласно которому «историю пишут победители», прогнозы на будущее в ХХ веке также писали победители — причем писали их так, что положение интеллектуалов оставалось непоколебимым.
не рекомендуется из-за опасности передозировки кофеина), принимает внутрь 4 мкг 4-метилимидазола на килограмм веса, что практически безопасно (если оценивать опасность со стороны именно этого вещества). Даже если человек пьет очень много кофе и запивает его стаканами карамельсодержащих газировок, главной опасностью для здоровья такого человека останется не 4-метилимидазол, а переизбыток кофеина и сахара.
Другой компонент кофе с дурной репутацией, также канцерогенный и тоже продукт реакции Майяра — это акриламид (CH2=CH-C(O)NH2). Водорастворимый акриламид образуется при обжарке зерен, но чем сильнее прожарен кофе, тем меньше в нем акриламида. Сорт кофе тоже важен — в одинаковых условиях обжарки робуста дает вдвое больше акриламида в сравнении с арабикой. Так или иначе пять чашечек эспрессо из робусты средней обжарки содержат всего 4—7 мкг акриламида, и при таком потреблении опасным будет не акриламид, а кофеин.
Как они работают?
эксперименты in vitro с жировыми клетками человека (адипоцитами) показывают, что кофе в два раза повышает усвоение ими глюкозы. можно видеть, что на уровне организма это снизит содержание глюкозы в крови. до конца не понятно, какие компоненты кофе отвечают за этот эффект. как утверждает автор многочисленных исследований, посвященных различным аспектам влияния кофе на здоровье, и-фан чу, это точно не кофеин. с хлорогеновыми кислотами тоже не все просто — их концентрации в растворах, применяющихся в экспериментах, как правило, не коррелируют с активностью клеток. почему исследователям хочется найти в кофе вещество или вещества, регулирующие усвоение глюкозы, и узнать, взаимодействуют ли они с рецепторами инсулина, — излишне объяснять («Food Chemistry», 2011, 124, 3, 914—920; doi: 10.1016/j.foodchem.2010.07.019).
Сапёры данной роты освоили это уже в процессе практики. Они могут уже самостоятельно руководить установкой батарей, строительством убежищ.
Большую практику приобрели по подрывным работам и по строительству дороги в скалистом грунте, где приходилось подрывать большое количество каменной породы и делать проходы (стр. 52).
[...] 21 декабря 1939 года по приказанию командующего КБФ была выслана ещё рота сапёр в количестве 72 человек с командиром роты Тимощук с задачей:
Высадка десанта в тыл противника и обеспечить инженерной разведкой данную десантную группу на материке.
[...] Усиленно готовились [...], учёба по сборке паромов на воде и на суше [...].
Высадка «десанта» под огнём противника, нахождение мин при помощи миноулавливателя, подрывание огневым и электрическим способом, обнаруживание противодесантных препятствий.
Её привели на длинной цепочке, и она смело вошла в квартиру. Смешно косолапя, виляя местом, где у неё должен быть хвост, обошла комнату, обнюхала всех, кто в ней был. Потом ткнулась мне в ладошку, шлёпнулась у моих ног и положила на них свою мор- датттку. Почему-то выбрала меня. В тёплой шубе ей было жарко, она начала часто дышать.
В коридор вошла компания любопытных.
Мы с азартом строили планы на завтрашний день. Вот только почему-то Валька Курощуп, сославшись на неотложные дела, от поисков клада наотрез отказался. Он не хотел искать счастье и сослался на занятость. Но нас это не насторожило. Теперь Федька, уверенный в удаче, со штыком в руке, стал нашим предводителем. Идя во главе ватаги, он торжественно вёл нас домой.
Страж колхозных дворов, шестидесятилетняя, сухая, истомлённая постами, бабка Агафья в это время была на своём неизменном посту у коровника. Она увидела надвигающиеся от кладбищенского леса неясные силуэты, и сердце её захолонуло.
У страха глаза велики. Заклацали мы зубёнками, по телу мурашки побежали. Мы не знали, что с нами дальше будет. Поэтому жались к Курощупу, и каждый из нас норовил протиснуться в серёдку ватаги, холодея сердцем.