К моменту приезда главврача, около девяти утра, стало яс­но, что престарелая сестра Мэри Альфонсус, по всей вероят­ности, не впала в кому, а умерла. Полоска полупрозрачного материала была размотана и небрежно брошена на пол медсестрой, которая подоспела к постели первой.

Я не медик. Я — санитар. Во всех медицинских вопросах са­нитары подчиняются медперсоналу. Оживлять сестру Мэри Альфонсус я не пытался, даже не снял с ее головы ткань, кото­рая, похоже, не была привязана. Насколько я понимал, паци­ентка могла все еще быть жива после инсульта или сердечного приступа.

По закону только врач имеет право засвидетельствовать смерть.

В медучреждениях вроде нашего смерть приходит внезап­но, часто в течение суток. А бывает и часа не пройдет. Оста­новка сердца, легочная эмболия, инсульт — как гром среди яс­ного неба. Если престарелый пациент серьезно заболевает, например, пневмонией или раком, его или ее переводят в го­родскую больницу О-Клэр для специализированного лече­ния; но у большинства наших подопечных хронические забо­левания, наиболее коварное из них — старость.

В ситуации смерти, когда живое тело становится “мерт­вым”, должны быть соблюдены некоторые формальности. За­ведующий отделением обязан подписать свидетельство о смерти и сообщить в окружную судмедэкспертизу. Если есть сведения о близких родственниках, их извещают и договари­ваются о вывозе тела и погребении.

Тогда я об этом ничего не знал, да и потом касался этого очень мало — хотя и слышал краем уха, что престарелая мона­хиня умерла, не оставив ни завещания, ни душеприказчиков.

(Душеприказчик: это старомодное слово теперь опять в хо­ду. Есть в нем что-то противное. Какой душе нужны приказы?

Разве что душе того, кто выжил из ума? Не самая приятная мысль, особенно в нашем учреждении.)

В следующий раз я оказался рядом с сестрой Мэри Аль­фонсус уже после того, как доктор Бромвальдер провел ос­мотр, и тело накрыли белой простыней. Вместе с другим са­нитаром мы положили ее на каталку и быстро, стараясь не привлекать внимания, повезли в подвал, где расположен морг, — о черт, старушка-то не из легких!

Я не удержался и приподнял край простыни: лицо сестры Мэри Альфонсус было сплошь покрыто красными пятнами, кожа грубая, не скажешь даже, что это женщина. Глаза с редки­ми ресницами были закрыты, а рот, который при жизни напо-

минал щучью пасть, сейчас был открыт, челюсть безвольно от­висла.

Знал ее что ли, Фрэнсис?

Доктору Бромвальдеру и в голову не пришло усомниться в том, что сестра в свои восемьдесят четыре года умерла во сне от остановки сердца. Проблемы с сердцем у нее были: хрони­ческая сердечная недостаточность. Прямой угрозы для жиз­ни в этом не было, но, с другой стороны, на лицо были все признаки инфаркта, а не инсульта. При таких обстоятельст­вах во вскрытии необходимости не было.

Ткань, обернутая вокруг головы монахини, определенно была слишком хлипкой, чтобы вызвать удушье. Главный врач усмотрел в этом лишь маленькую странность — "эксцентрич­ность”, — но такие “эксцентричные” поступки не редкость в домах престарелых, ведь их пациенты могут быть не только физически, но и психически больны. Так что никто не при­дал особого значения этой полупрозрачной ткани, кроме не­скольких медсестер из отделения Д, которым эта загадка не давала покоя: чего ей в голову взбрело? что это значит?

По общему мнению, ткань принадлежала личным вещам сестры, они хранились в маленькой тумбочке в ее комнате. Она действительно была похожа на занавеску, точнее кусок занавески, — белый тюль в горошек, чем-то заляпанный, де­шевый на вид.

Может она перепутала сон с явью? Обернула занавеску вокруг го­ловы, а думала, что это платок монахини! 

Может она знала, что умирает. Может, в этом было что-то ре­лигиозное, как у католиков на исповеди - искупление грехов?

Среди персонала отделения Д сестра Мэри Альфонсус не пользовалась популярностью. Обращаясь к ней, сиделки го­ворили сестра, а за ее спиной — старая монахиня.

Или старая монахиня, которая заведовала этим ужасным при­ютом в Крейгмилнаре.

В документах значится, что сестра Мэри Альфонсус была об­наружена без признаков жизни в своей постели санитаром отделения Д Фрэнсисом Кофом, который немедленно поста­вил в известность сестринский персонал. Время: 7.08 утра.