К моменту приезда главврача, около девяти утра, стало ясно, что престарелая сестра Мэри Альфонсус, по всей вероятности, не впала в кому, а умерла. Полоска полупрозрачного материала была размотана и небрежно брошена на пол медсестрой, которая подоспела к постели первой.
Я не медик. Я — санитар. Во всех медицинских вопросах санитары подчиняются медперсоналу. Оживлять сестру Мэри Альфонсус я не пытался, даже не снял с ее головы ткань, которая, похоже, не была привязана. Насколько я понимал, пациентка могла все еще быть жива после инсульта или сердечного приступа.
По закону только врач имеет право засвидетельствовать смерть.
В медучреждениях вроде нашего смерть приходит внезапно, часто в течение суток. А бывает и часа не пройдет. Остановка сердца, легочная эмболия, инсульт — как гром среди ясного неба. Если престарелый пациент серьезно заболевает, например, пневмонией или раком, его или ее переводят в городскую больницу О-Клэр для специализированного лечения; но у большинства наших подопечных хронические заболевания, наиболее коварное из них — старость.
В ситуации смерти, когда живое тело становится “мертвым”, должны быть соблюдены некоторые формальности. Заведующий отделением обязан подписать свидетельство о смерти и сообщить в окружную судмедэкспертизу. Если есть сведения о близких родственниках, их извещают и договариваются о вывозе тела и погребении.
Тогда я об этом ничего не знал, да и потом касался этого очень мало — хотя и слышал краем уха, что престарелая монахиня умерла, не оставив ни завещания, ни душеприказчиков.
(Душеприказчик: это старомодное слово теперь опять в ходу. Есть в нем что-то противное. Какой душе нужны приказы?
Разве что душе того, кто выжил из ума? Не самая приятная мысль, особенно в нашем учреждении.)
В следующий раз я оказался рядом с сестрой Мэри Альфонсус уже после того, как доктор Бромвальдер провел осмотр, и тело накрыли белой простыней. Вместе с другим санитаром мы положили ее на каталку и быстро, стараясь не привлекать внимания, повезли в подвал, где расположен морг, — о черт, старушка-то не из легких!
Я не удержался и приподнял край простыни: лицо сестры Мэри Альфонсус было сплошь покрыто красными пятнами, кожа грубая, не скажешь даже, что это женщина. Глаза с редкими ресницами были закрыты, а рот, который при жизни напо-
минал щучью пасть, сейчас был открыт, челюсть безвольно отвисла.
Знал ее что ли, Фрэнсис?
Доктору Бромвальдеру и в голову не пришло усомниться в том, что сестра в свои восемьдесят четыре года умерла во сне от остановки сердца. Проблемы с сердцем у нее были: хроническая сердечная недостаточность. Прямой угрозы для жизни в этом не было, но, с другой стороны, на лицо были все признаки инфаркта, а не инсульта. При таких обстоятельствах во вскрытии необходимости не было.
Ткань, обернутая вокруг головы монахини, определенно была слишком хлипкой, чтобы вызвать удушье. Главный врач усмотрел в этом лишь маленькую странность — "эксцентричность”, — но такие “эксцентричные” поступки не редкость в домах престарелых, ведь их пациенты могут быть не только физически, но и психически больны. Так что никто не придал особого значения этой полупрозрачной ткани, кроме нескольких медсестер из отделения Д, которым эта загадка не давала покоя: чего ей в голову взбрело? что это значит?
По общему мнению, ткань принадлежала личным вещам сестры, они хранились в маленькой тумбочке в ее комнате. Она действительно была похожа на занавеску, точнее кусок занавески, — белый тюль в горошек, чем-то заляпанный, дешевый на вид.
Может она перепутала сон с явью? Обернула занавеску вокруг головы, а думала, что это платок монахини!
Может она знала, что умирает. Может, в этом было что-то религиозное, как у католиков на исповеди - искупление грехов?
Среди персонала отделения Д сестра Мэри Альфонсус не пользовалась популярностью. Обращаясь к ней, сиделки говорили сестра, а за ее спиной — старая монахиня.
Или старая монахиня, которая заведовала этим ужасным приютом в Крейгмилнаре.
В документах значится, что сестра Мэри Альфонсус была обнаружена без признаков жизни в своей постели санитаром отделения Д Фрэнсисом Кофом, который немедленно поставил в известность сестринский персонал. Время: 7.08 утра.