Тлава IX. Уолтер встречает первого из той троицы.
Преодолевая то одно препятствие на пути, то другое: или отвесный обрыв, который приходилось огибать, или склон, столь крутой, что он не осмеливался по нему спускаться, или непроходимая топь — Уолтер лишь через три дня окончательно покинул каменистую пустошь, и к тому времени, хоть и не испытывал он недостатка в воде, скудные припасы его все вышли, как ни старался он их беречь. Но это его мало тревожило, ибо полагал он найти внизу дикие плоды и подстрелить косулю, или кролика, или зайца, а после как-нибудь добычу приготовить, потому как были у него при себе и трут, и кремень. Более того, чем дальше шел он, тем увереннее становился, что вскорости набредет на жилье: столь прекрасной и обильной казалась земля впереди. Почти не ведал он страха, перед тем лишь только, что повстречает людей, которые обратят его в рабство.
Но когда перешел он наконец границу, с которой начиналась зелень, его охватила такая усталость, что он сказал себе: лучше отдохнуть, чем искать пишу, ибо совсем мало довелось ему спать последние три дня; и вот он лег у ручья под ясенем и, не посмотрев, сколько времени, сразу же заснул, и даже когда пробудился, не хотелось ему вставать, и гак он лежал меж сном и бодрствованием еще часа три, затем встал и пошел дальше вниз по зеленому косогору, но медленно, ослабев от голода. И запахи той прекрасной земли казались ему ароматом одного огромного букета.
Наконец добрался Уолтер до равнины, где росло множество деревьев: дубы, и вязы, и грабы, и ясени, и рябины, и сладкие каштаны Н стояли они не тесно, как в лесу или в роще, но так, словно высажены были в определенном иоряде на усыпанном цветами лугу — так могли бы они расти в парке какого-нибудь могущественного короля.
И вот остановился он у раскидистой черемухи, ветви которой клонились под тяжестью ягод, и возрадовался живот его при виде их, и он пригнул ветку, и стал срывать ягоды и есть. И тут вдруг услыхал он совсем близко от себя странный звук: то ли рык. то ли ржание — негромкий, но свирепый и грозный, и не походил сей звук на крик ни одного из известных Уолтеру животных. Как уже говорилось, трусом Уолтер не был, однако от усталости ли после трудного пути или от голода, или от необычайности сего приключения и одиночества дух его дрогнул; колени затряслись, когда он повернулся, бросил взгляд в одну сторону. в другую, а потом издал дикий крик и упал в беспамятстве, ибо совсем рядом с ним, у самых ног, стоял тот карлик, чей образ видел он прежде, облаченный в желтое платье, и на чудовищном волосатом лице его играла ухмылка.
Как долго лежал он замертво, того Уолтер не ведал, но, когда очнулся, карлик сидел на корточках подле него. И когда он поднял голову, тот снова испустил свой страшный хриплый крик, однако на сей раз Уолтер разобрал слова и понял, что существо заговорило с ним и молвило:
Отвечал Уолтер, садясь:
Лицо карлика сморщилось, будто от смеха, засмеялся он и промолвил:
С этими словами он вынул из сумы буханку и сунул Уолтеру; тот принял ее с некоторым сомнением, несмотря на голод.
Закричал на него карлик:
Пет, — отвечал Уолтер. ~ Этого довольно.
И принялся он за хлеб, и сладок был тот у него в устах. Долго он ел, ибо голод понуждал его, а потом, когда насытился, произнес:
Чудовище испустило еще один бессловесный рык, словно в лютой ярости, и заговорило:
Тут он прервался и перешел к долгим бессловесным воплям, а после заговорил, тяжело дыша:
Засим достал он из сумы еще две буханки, швырнул их Уолтеру, развернулся и отправился своей дорогой, шагая то ровно, как когда привиделся Уолтеру на берегу в Лэнгтоне, то подпрыгивая и подскакивая, словно шар, брошенный мальчиком, а то перебегая на четвереньках, будто зверь лесной, и то и дело испуская хриплый, злобный крик.
Долго сидел Уолтер, после того как карлик скрылся из виду, пораженный таким ужасом, и отвращением, и страхом перед чем-то непонятным ему, что не в силах был шевельнуться. Затем скрепил он сердце, осмотрел оружие свое и положил хлеб в сумку.
Потом поднялся он и пошел дальше, гадая и страшась того, какое создание попадется ему следующим. Ибо, правду сказать, мнилось ему, что будет хуже смерти, ежели они все такие, как сей карлик, и, коль так случится, придется ему убить или быть убитым.